Когда они плакали, я тоже плакала. О чем я плакала?
О том, что я не идеальная мать, а живой человек со своими переживаниями и состояниями. О том, что не всегда могу услышать и увидеть истинные потребности своих детей. О том, что не всегда могу выходить из своих состояний и быть на 100% с ребенком. О том, что иногда мое сердце может быть закрыто.
Я могу дать ровно столько любви, поддержки и внимания, сколько могу дать сейчас. Сколько у меня есть сейчас. И я знаю, что иногда, а, может даже часто, ребенку нужно больше, чем я могу ему дать.
Иногда я подсознательно пытаюсь заменить то, что ждет от меня ребенок, чем-то другим. Например, гиперзаботой или контролем. Ведь я хочу быть хорошим родителем.
Но ребенок ждет любви, обычных теплых объятий и ласки, а не вот это вот все. И заботу с контролем воспринимает как насилие. Злится, обижается, но продолжает ждать любви и хочет, чтобы видели и принимали все его чувства и желания.
И когда он не получает желаемого, у него формируется психологическая травма.
“Меня не любят”. “Меня не видят”
которая может в дальнейшем стать препятствием к счастливой жизни.
Есть ли виноватые в этой эстафете по передаче травм от родителей к детям?
В терапии примирения с родителями есть этап, когда клиент видит своего родителя маленьким, уязвимым. В похожей ситуации, с теми же чувствами, в той же травме. Это очень целительный момент.
Когда мы, будучи уже взрослыми, осознаем, что родители живые люди, больше знаем об их детстве, об отношениях с их родителями – легче освобождаться от злости, обиды и от своей детской боли.
Мое чувство вины не помогает мне быть хорошим родителем. Все, что я могу сделать, это планомерно исцелять себя, освобождаться от тяжелого и наполняться любовью и теплом.
«Делать счастливую мать».
Тогда психологических травм у моих детей будет меньше. Я в это верю.
